Реальность где-то рядом - Страница 66

– Четвертый, – хмуро ответил Сергей, – думаешь, я сразу поверил, что я не человек? У меня память – как мозаичное панно. А под ним – плиточный клей. Что-то я не слышал, чтобы настоящему человеку можно было чужую память в мозг записывать. Вот это уж точно фантастика.

– Эксперименты в этом направлении ведутся, это точно. Откуда ты знаешь, что они не ведутся в «Реалити-два»? Потому что Кир сказал? И ты ему поверил? Если кому и удастся сделать что-то определенное с человеческой памятью, так это в первую очередь им – вон сколько у них экспериментального материала, каждый день сотни тысяч человек, никакому военному институту столько не снилось. Если что – извините, сбой произошел, бывает иногда, вот вам, пожалуйста, страховка. А?

Сергей молчал.

– Если такой вариант слишком фантастичен, то можно и с другой стороны посмотреть: с чего ты взял, что у тебя – чужая память? Может, она твоя собственная. Частичная амнезия, слыхал такое? Способы вызвать частичную амнезию известны давно. Они, конечно, не гарантируют определенного результата, ну так никому и не требовалось, чтобы ты забыл что-то определенное. Нужно было всего лишь, чтобы память у тебя стала как дуршлаг. Что и имеем, так?

– Ну это уже вряд ли, – сказал Сергей, – я все же не бомж с вокзала. Не стали бы они брать для своих сомнительных дел довольно известного человека.

– Знаешь, – проникновенно сказал Стрейнджер, – для системы, ворочающей миллиардами, нет большой разницы – бомж ты или вполне состоявшийся человек. Ну миллионом больше, миллионом меньше. Если за тобой не стоит больших денег, действительно больших денег, то твоя известность не имеет никакой роли. Мало, что ли, случаев – вчера звезда, а сегодня уже никто и не помнит.

– Нет, – сказал Сергей, – не проходит. Может, я и далек от программирования, зато я – бывший психолог. И знаю, что нет таблеток, способных вызвать подобный эффект. Но дело даже не в этом. Может, мне и почистили память, но изменить мою сущность неведомые «они» не могли – я сейчас пишу в другом стиле, чем прежний Чесноков. А этого таблетками не добьешься. Это уже даже не фантастика, а сказка. Да и вообще – паранойей попахивает, не находишь? Неведомые могущественные «они», которым что-то нужно от обычного в общем-то человека. В смысле никакими рычагами власти я не обладаю, сверхважных секретов не храню, да и больших денег, как ты заметил, за мной нет.

– Ну хорошо, – Стрейнджер слегка смутился, – пусть не стерли память, пусть записали. Это всё равно более похоже на правду, чем «Эй-Ай», неотличимый от человека, уж поверь сведущему в этих делах человеку.

Сергей задумался.

– И еще, – продолжил Стрейнджер, – один момент. Вполне возможно, что твой Кир – вовсе не Кирилл Безруков. Ты, как психолог, должен понять – у детей, когда они совсем маленькие, умственное развитие идет через физическое. Если Кирилл парализован с детства, то он должен и в умственном развитии отставать от сверстников. И уж никак не может быть гениальным программистом.

– Допустим, все так. – Сергей вздохнул. – И что мне с этим делать? Тебе хорошо – ты здесь просто гость, ты знаешь, что лежишь в каком-то саркофаге, опутанный проводами, и, когда захочешь, вылезешь из него и пойдешь домой, к жене и детям.

– Я не женат, – вставил Стрейнджер.

– Неважно! У тебя есть опора, понимаешь? То, в незыблемости чего ты уверен. Разумное существо не может жить без опоры. Я – не могу. Если все вокруг – ложь, то какой смысл в моих действиях, вообще в моем существовании? Пока я верю Киру, у меня есть цель, есть смысл что-то делать, есть надежда чего-то добиться. Ты говоришь, что Кир мне лжет. Хорошо, говорю я, тогда где правда? Под вариантом с каким номером? Во что мне верить и к какой цели идти? Ты знаешь?

Стрейнджер смутился окончательно.

– Я вовсе ни к чему тебя не подбиваю и уж подавно не могу сказать, как тебе жить. Я просто сказал, что думал, извини, если тебя это так зацепило.

Сергей хмыкнул и отвернулся.

– Ты, кстати, подумай – тебе ничего странного не вспоминалось и не казалось последнее время?

– О чем ты? – спросил Сергей устало.

– Я по аналогии с компьютерной памятью. Туда даже если что-то записать поверх старых данных, то частенько бывает можно восстановить эти самые старые данные. Пусть не целиком, но почти всегда как минимум можно определить, что они там были. Может, и тебе вспоминалось что-нибудь, что не укладывается в твою память? Или сны какие-нибудь странные снились, нет?

Сергей подумал, но без особого усердия.

– Нет. Вроде нет. Да я и спал всего раза три. Ну с тех пор, как с Киром встретился. А всей предыдущей памяти веры нет. Впрочем, памяти вообще веры нет. Истинно только настоящее, истинность прошлого никто доказать не может. Вот ты, например. Откуда ты знаешь, что все, что с тобой случилось до этого момента, случилось именно с тобой? А не с кем-то другим, чью память тебе секунду назад записали?

– Я… ну просто знаю. Ну скажем… а, черт! Да глупость же, – Стрейнджер криво улыбнулся, – наверняка можно доказать, просто подумать надо. Ерунда какая.

– Не бери в голову, – сказал Сергей, – живи настоящим и радуйся жизни.

Но конца высказывания Стрейнджер не услышал. Да и самого Стрейнджера уже не было – на месте, где он только что стоял, красовалась кирпичная стена. Обычная такая, вполне себе российская кирпичная стена.

– Эх, – сказал Сергей, – такая фраза пропала.

– Почему пропала? – разумеется, Кир. – Я слышал, значит, не пропала. Ты с кем там общался?

Сергей обернулся и увидел сияющую физиономию своего спутника.